Ивану Логинову из Витебского района, деревни Задубровье, было 7 лет, когда началась война. Воспоминания

Когда началась война, жителю д. Задубровье Ивану Логинову было 7 лет. Детская память сохранила до мельчайших подробностей все тяготы первых военных дней. Свои воспоминания Иван Алексеевич записал в тетрадь, которую бережно хранит в семейном архиве. Отрывок из дневника мы публикуем с позволения автора.

Летом 1940 года наша семья: мама Вера Яковлевна, я и мой 4-летний брат Гена переехали жить из Витебска в польский г. Августов, где отец служил в воинской части. Нас разместили на 2-ом этаже какого-то дома. В городе проживали еще несколько семей офицеров. Дети собирались играть на поляне. Польские ребята тоже приходили к нам, поначалу они нас недолюбливали, но потом все подружились. Мы научились разговаривать на ломаном польском языке.

Так мы прожили год, все было хорошо до 22 июня 1941 года.
В это утро я проснулся очень рано. Сквозь полудрему слышал шепот, вздохи и плач женщин из соседней комнаты. Меня охватило тягостное  чувство страха. Я долго лежал, боясь открыть глаза. Брат Гена безмятежно спал, засунув пальчик в рот, на своей кровати рядом с моей. В комнату вошла мама, видимо, хотела поправить на нас одеяла, но остановилась и вздрогнула, увидев, что я не сплю. Она взяла меня на руки, прижала к себе, поцеловала и вынесла в прихожую, где сидели несколько женщин. Собравшись с духом, мама сказала мне, что началась война, и  все женщины заплакали. Мне это слово не показалось страшным, ведь мы с детьми часто играли в войну — и ничего.

Через некоторое время приехал отец и сказал матери, что надо срочно собираться.
На улице упряжки лошадей везли женщин с детьми на железнодорожную станцию. Отец поцеловал нас на прощание, и больше мы его никогда не видели.

На какой-то станции нас посадили в товарный вагон. Поезд двинулся по направлению к Белоруссии. Стояла жара, хорошо, что солнечные лучи не проникали в вагон. Очень хотелось пить, но не было воды. Иногда поезд останавливался, и женщины устремлялись в лес за водой. Болотную воду процеживали, но она все равно имела затхлый вкус. Вдруг мы услышали гул самолетов, раздались взрывы. Наш вагон был изрешечен пулями, к счастью, обошлось без человеческих жертв.

Наконец, мы приехали, люди стали выходить из вагона в лес. Как потом выяснилось, мы находились в районе Волковыска. Мама привела меня с Геной на опушку, посадила на вещи и приказала никуда не уходить, а сама пошла помочь многодетной семье. Нам лес показался знакомым, и мы решили идти искать своего отца. Взявшись за руки, мы долго шли по лесу. Откуда-то издалека услышали голос матери: «Ва-ня! Ва-ня!», но мы продолжали двигаться дальше. Через какое-то время оказались у ворот воинской части. Два красноармейца накормили нас тушенкой с хлебом, а затем усадили в кузов «полуторки», и мы куда-то поехали. Нас клонило в сон, и сквозь полудрему я услышал гул самолета. Солдаты выскочили из кабины в рожь, а мы сидели в кузове сжавшись в комок и смотрели на самолет. Самолет повторил обстрел, но нам повезло — мы остались невредимыми. Не помню, сколько мы еще ехали, но к вечеру нас высадили на поле, где женщины жали рожь. Они накормили нас хлебом с молоком. Одна, еще нестарая женщина, взяла нас к себе на ночлег. Так закончился первый день войны.

Проснулись мы, когда солнце было уже высоко. В доме никого не было. На улице тоже не было ни души. Оглядевшись, мы снова двинулись в путь. Уставшие и голодные очутились на окраине Слонима. Нас обгоняли автомобили, на которых везли еще какую-то мебель. Мы останавливались, тянули руки к машинам и горько плакали, но на нас никто не обращал внимание — у каждого было свое горе. Гена окончательно выбился из сил. Мы шли сами не зная куда. Вдруг к нам подошла какая-то женщина. Она взяла меня за левую руку, правой я держал брата, и шла очень быстро, Гена не выдержал такой ходьбы и упал, но она не обратила на него внимания  и продолжала меня тянуть за руку. Я с плачем вырвался и бросился к брату. Женщина снова потащила меня, а Гена опять упал. Снова вырваться из ее рук мне не удалось. Так я без брата оказался на каком-то дворе, где было еще несколько детей, которые тоже отстали от родителей. Я оглядел двор с высокой оградой и понял, что отсюда мне не уйти. Вечером того же дня сюда привезли и Гену. Мы молча ходили по двору друг за дружкой, зная, что попали в неволю. Подходил к концу второй день войны, а впереди их было еще множество…

В Слонимском детдоме мы прожили до 1 сентября 1952 года. Со своей мамой мы встретились только в 1951 году, а наш отец пропал без вести.